Если он вернется. Джон опасался за Сэма и Мэйстера Эйемона. Коттер Пайк с Восточного дозора сообщал, что с борта "Штормовой Вороны" видели обломки корабля у побережья Скагоса. Был ли этот корабль "Черным Дроздом", или судном наёмников Станниса Баратеона, или каким-то торговым судном, экипаж "Штормовой Вороны" разглядеть не смог. Я хотел отправить Джилли с младенцем в безопасное место. Неужели я отправил их в могилу?

Ужин застыл возле его локтя, почти не тронутый. Скорбный Эдд наполнил его поднос с избытком чуть ли не до краев с тем расчетом, что это печально известное тушеное блюдо Трехпалого Хобба из трех компонентов размягчит черствый хлеб. Ночные Братья шутили, что тремя составными была баранина, баранина и снова баранина, но морковь, лук и репа были ближе к реальности. Пленка застывшего жира блестела на остатках рагу.

Боуэн Марш не раз просил его перейти в бывшие покои Старого Медведя в Башне Короля, после того как Станнис покинул их, но Джон отказался. Переезд в королевские покои могут расценить как знак, что он не рассчитывает на возвращение короля.

Странная апатия охватила Черный Замок с тех пор, как Станнис отбыл на юг, и свободный народ и черные братья словно затаили дыхание в ожидании того, что произойдет дальше. Дворы и обеденный зал чаще пустовали, от Башни Лорда Командующего остались одни стены, бывший зал собраний превратился в груду почерневших деревянных балок, а Башня Хардина выглядела так, словно готова обвалиться под следующим же порывом ветра. Единственным признаком жизни был едва слышимый звон мечей, доносившийся со двора перед оружейной. Железный Эммет прикрикнул на Хоп-Робина, чтобы тот держал щит наготове. Нам всем следует держать щиты наготове.

Джон умылся и оделся и вышел из оружейной, задержавшись во дворе только чтобы парой слов подбодрить Хоп-Робина и других подопечных Эммета. Он отказался от сопровождающих, которых предложил Тай, как и всегда. С ним будет достаточно людей; если дойдет до драки, двое лишних бойцов дела не решат. Однако, Длинный Клык был при нем и Призрак следовал за ним по пятам.

Когда он подошел к конюшне, Скорбный Эдд держал уже оседланную лошадь Лорда-командующего под уздцы. Подводы собирали под неусыпным контролем Боуэна Марша. Лорд стюард продвигался вдоль колонны верхом, мелкой рысцой, суетясь и отдавая указания. Его щеки раскраснелись от мороза. При виде Джона они покраснели еще больше.

— Лорд-командующий, вы все еще намерены совершить эту…

… глупость? — Джон завершил вопрос. — Прошу, скажите, что вы не хотели сказать «глупость», милорд. Да, намерен. И мы уже обсуждали это. Восточному Дозору нужны люди. И в Сумеречной башне нужны люди. Как, не сомневаюсь, и в Сером Страже, и Ледовом Пороге. Четырнадцать наших крепостей стоят заброшенными и безлюдными, на многие лиги Стена остается без дозора и защиты.

Марш поджал губы. "Лорд-командующий Мармонт-"

Мертв". И не от руки одичалых, а от рук своих побратимов, людей которым он доверял. Ни вы, ни я не можем знать, что он сделал или не сделал бы на моем месте." Джон развернул коня. "Хватит болтать. Прочь.»

Скорбный Эдд слышал их перепалку. Он кивнул вслед удаляющемуся Боуэну Маршу и произнес:

— Гранат… Все эти его косточки. Подавиться можно. Я больше люблю репу. Вот от репы человеку никакого вреда.

Именно в такие моменты Джон больше всего чувствовал отсутствие мейстера Эймона. Клидас ухаживал за воронами достаточно хорошо, но у него не было и десятой части знаний Эймона Таргариена или его опыта, и еще меньше его мудрости. Боуэн был хорошим человеком по своему, но рана, которую он получил на Мосту Черепов только укрепила его точку зрения, и единственная песня, которую он постоянно пел, был привычный напев о запечатывании ворот. Отелл Ярвик был столь же флегматичен и лишен воображения как и неразговорчив, а Первые разведчики казалось умирали также быстро как и назначались. Ночной Дозор потерял слишком много своих лучших людей, размышлял Джон, когда телеги начали двигаться. Старый Медведь, Кворен Полурукий, Донал Ной, Ярмен Буквелл, мой дядя…

Пошел легкий снег, когда колонна начала свой путь на юг вдоль королевского тракта, растянувшись в длинную линию фургонов, двигаясь мимо убраных полей, ручьев и лесистых склонов, с дюжиной копьеносцев и дюжиной конных арбалетчиков. Среди них в последние несколько поездок в Кротовый Городок чувствовался скверный настрой, проявлявшийся в небольшом подталкивании и пихании, негромко произносимых проклятиях, множестве угрюмых взглядов. Боуэн Марш чувствовал это лучше всех, и чтобы не рисковать, на этот раз они с Джоном были заодно.

Лорд Стюард возглавлял движение. Джон ехал в нескольких ярдах позади со Скорбным Эддом Толлетом по его сторону. В полумиле от Черного Замка, Эдд подогнал свою лошадь ближе к Джону и сказал:

— Милорд, посмотрите туда. Большой пьяница на холме.

Пьяницей оказался ясень, искривленный в сторону ветром. Но сейчас у него было лицо. Темный рот, сломанная ветка вместо носа, два глубоко вырезанных глаза, смотрящих на север по Королевскому Тракту в сторону замка и Стены.

Одичалые принесли их Богов с собой в конце-концов. Джон не удивился. Люди не бросают легко своих Богов. Весь спектакль, который Леди Меллисандра организовала за Стеной вдруг показался таким же бессодержательным, как и шутовская комедия.

— Эдд, этот похож на тебя, — сказал он, стараясь оживить разговор.

— Как скажете, милорд. Вот только у меня листья из носа не растут. И ещё ему не хватает моей…. мудрости. Леди Мелисандру это не порадует.

— Тогда ей лучше этого не видеть. Проследи, чтобы ей не сболтнули.

— Разве она не «рассмотрит» это в пламени?

— Навряд ли, что-то кроме дыма и пепла.

И горящих людей. Скорее всего, меня. С листьями в носу. Я всегда боялся сгореть, но надеялся, что сначала умру.

Джон снова взглянул на лик на дереве, размышляя, кто мог его вырезать. Он расставил посты вокруг Кротового Городка для того, чтобы держать его ворон подальше от одичалых женщин, а заодно чтобы Вольный народ не отправился в набег на южные земли.

Но кто бы ни оставил изображение на ясене, ему явно удалось ускользнуть от часовых. И если пересечь кордон удалось одному, удастся и другим.

Я мог бы снова удвоить охрану, подумал он с сожалением. И задействовать вдвое больше людей впустую, вместо того, чтобы отправить их на охрану Стены.

Фургоны продолжали свой медленный путь на юг по замерзшей грязи, покрытой снегом. Через милю в каштане, росшем у покрытого льдом ручья, им повстречалось другое вырезанное лицо, глаза которого были обращены на старый мост. “- Вдвое больше проблем,” — объявил Скорбный Эдд.

Каштан был высохшим, лишенным листвы, но его голая коричневая крона не пустовала. На низкой ветке, нависающей над ручьем, съежился ворон, его перья взъерошились от холода. Заметив Джона, он расправил свои крылья и закаркал. Стоило протянуть ладонь и присвистнуть, как большая черная птица слетела вниз с криком: “Зерно, зерно, зерно!”

“ — Зерно для свободного народа,” — сказал Джон ему. “Не для тебя.” Он подумал, что все идет к тому, что их порции сократятся до вороньего пайка еще до наступления зимы.

Джон не сомневался, что братья на фургонах тоже заметили это лицо. Они молчали, но любой, имеющий глаза, прочел бы их мысли. Джон как-то слышал от Манса-Налетчика, что большинство из преклонивших колени подобны овцам. “ — Хоть стада ваших овец и стерегут собаки,” — говорил Король-За-Стеной, “ — но свободный народ… ладно, некоторые из них подобны сумеречным котам, а другие — подобны камню. Первые прийдут, куда захотят, и разорвут ваших собак на части. Вторые не двинутся с места, пока вы не тронете их. Но ни коты, ни камни даже не помышляют бросить богов, которым они поклонялись всю свою жизнь, чтобы склониться перед тем, кого они едва знают.

Только к северу от Кротового Городка они наткнулись на третий лик, вырезаный в огромном дубе, отмечающем границу деревни. Его глубокие глаза уставились на королевский тракт.