"Если бы… если то, что он должен сказать, убедит меня в… если я вместе с вами буду замешан в этом… Я потребую от вас слова, что вы не причините никакого вреда Хиздару Зо Лораку до… тех пор, пока не будет доказательств, что он как-то замешан в этом".
— Почему ты так заботишься о Хиздаре, старик? Если он и не Гарпия, он первенец Гарпии.
"Все, что я знаю наверняка, что он является супругом королевы. Я хочу, чтобы ты признал это, или, клянусь, я буду выступать против тебя».
Улыбка Скахаза была беспощадной.
— Вот мое слово. Никто не тронет Хиздара пока его вина не доказана. Но, когда у нас будут доказательства, я намерен сам убить его. Я хочу вытащить ему кишки и заставить его смотреть на них прежде чем я позволю ему сдохнуть.
Нет, подумал старый рыцарь. Если Хиздар замышлял убить мою королеву, я сам прослежу за ним, но смерть его будет быстрой и легкой. Боги Вестероса были далеко, но сир Барристан Селми на минуту остановился, чтобы произнести про себя молитву, прося Старуху осветить ему путь к мудрости. Для детей, сказал он себе. Для города. Для моей королевы.
— Я поговорю с Серым Червем, — сказал он.
ЖЕЛЕЗНЫЙ ЖЕНИХ
"Печаль" появилась лишь на рассвете; ее черные паруса ярко выделялись на бледно-розовом утреннем небе. Пятьдесят четыре, кисло подумал Виктарион, когда его разбудили, и плывет одна. Про себя он проклинал Штормового Бога за его злобу и ярость, которая черным камнем давила его внутренности. Где мои корабли?
С Щитов он отправился с девяноста тремя из той сотни, которая некогда составляла Железный Флот, принадлежащий не одному лорду, а самому Морскому Трону. Капитанами и матросами его были мужчины со всех островов. Эти корабли меньше огромных боевых галер с материка, это так, но втрое длиннее, чем обычные ладьи, с глубокой осадкой и крепкими таранами — достойные биться против самого королевского флота.
На Каменных Ступенях после долгого перехода вдоль мрачного и бесплодного побережья Дорна с его мелями и водоворотами они пополнили запасы зерна, мяса и свежей воды. Там "Железная Победа" захватила богатое торговое судно, "Благородную Даму", которое шло в Старомест через Чаячий Город, Сумерки и Королевскую Гавань, с трюмом набитым соленой треской, китовым жиром и маринованной селедкой. Эта еда приятно разнообразила их собственные запасы. Другие пять их жертв попались в Проливах Редвина и вдоль Дорнийского побережья — три рыболовецких судна, одна галея и галера — и увеличили их флот до девяноста девяти.
Со Ступеней отправились девяносто девять кораблей, разделившись на три славных флота, чтобы потом воссоединиться у южной оконечности Кедрового острова. И сейчас лишь сорок пять из них добрались до этой далекой части света. Прибыли двадцать два виктарионовых, по трое и по четверо, а порой и в одиночку; четырнадцать из тех, что были под началом Хромого Ральфа; и лишь девять — тех, которые вел Рыжий Ральф Стоунхаус. Сам Рыжий Ральф, по-видимому, пропал. К этому числу добавились еще девять захваченных в морях кораблей, и всего их стало пятьдесят четыре… но трофейные суда были торговыми и рыбацкими, купеческими и работорговческими, а никак не военными. В бою они станут жалкой заменой утраченным судам Железного Флота.
Последний корабль, "Девичья погибель", прибыл три дня назад. За день до этого с юга пришли его три корабля — захваченная "Благородная дама", плетущаяся за "Вороньим кормом" и "Железным поцелуем". Но за предшествующие дни не приплыл больше никто, лишь до этого — "Безголовая Джейн" и «Ужас», а затем — снова два дня пустого безоблачного неба до того, как прибыл Хромой Ральф с остатками своей эскадры. "Лорд Квеллон", "Белая Вдова", "Горестный плач", "Железная леди", «Ветер-Жнец» и "Боевой молот", а за ними еще шесть кораблей, половина из них изрядно потрепаны штормом и шли на буксире.
— Шторма, — пробормотал Хромой Ральф, с трудом доковыляв до Виктариона, — Три страшных шторма, и гнусные ветра с ними. Красные ветры с Валирии, смердящие пеплом и золой, они отбросили нас к проклятым берегам. Это плавание проклято с самого начала. Вороний Глаз боится вас, мой лорд, иначе зачем он отправил вас в такую даль? Он хочет, чтобы мы не вернулись.
Виктарион и сам думал об этом, когда первый шторм разразился в дне пути от Старого Волантиса. Боги проклинают братоубийц, думал он, не то я бы дюжину раз убил Вороньего Глаза собственными руками. Море бушевало вокруг, палуба уходила из-под ног, он видел, как "Дагонов Кулак" и "Красная бухта" столкнулись с такой силой, что оба развалились на куски. Братцева работа, подумал он. Так он потерял два первых корабля своей эскадры. Но последними они не стали.
Так что он дважды ударил Хромого по лицу, сказав:
— Это тебе за потерянные корабли, а это — за болтовню о проклятиях. Скажешь это еще раз — и я прибью твой язык к мачте. Вороний Глаз умеет заставить людей замолчать, и я не хуже.
Пульсирующая боль в левой руке сделала его слова грубее, чем они могли быть в иных обстоятельствах, но смысл их не изменился бы.
— Придут и другие корабли. Шторма уже закончились. Мой флот прибудет ко мне.
Вверху на мачте насмешливо визжала обезьяна, словно чувствуя его тревогу. Мерзкое, шумное животное. Он послал бы поймать ее, но обезьянам, судя по всему, нравилась такая игра, и притом они были куда проворнее матросов. Их вопли звенели у него в ушах, и боль в руке становилась еще сильнее.
— Пятьдесят четыре, — прорычал он. Надеяться сохранить всю мощь Железного Флота после такого длинного плавания было бы глупо… но семьдесят кораблей, даже восемьдесят — уж столько-то Утонувший Бог мог бы ему оставить. Может, если бы мы взяли с собой Мокроголового или другого жреца. Перед отправлением Виктарион принес жертвы, и повторил их на Ступенях, когда решил разделить флот натрое, но, наверно, что-то было не то с его молитвами. А может быть, над этими местами у Утонувшего Бога нет власти. Страх, что они заплыли слишком далеко, всё усиливался в этих чуждых морях, где даже боги были иные… но сомнениями он делился лишь со смуглой женщиной, ведь у нее не было языка, чтобы кому-то о них рассказать.
Когда приплыло «Горе», Виктарион вызвал Одноухого Вульфа.
— Я хочу поговорить с Полевкой. Сообщи Хромому Ральфу, Бледному Тому и Черному Пастуху. Пускай отзовут все охотничьи отряды и сворачивают лагеря с первым лучом солнца. Загрузите столько фруктов, сколько сможете собрать, и загоните поросят на борт кораблей. Мы сможем забивать их по необходимости. Пускай Акула остается здесь, чтобы сообщить отставшим, куда мы направляемся.
Ей понадобится много времени на ремонт, шторма потрепали ее больше, чем большие корабли. Это уменьшит их до пятидесяти трех, но там все равно от нее не будет толку.
— Флот отправляется завтра с вечерним отливом.
— Как прикажете, — ответил Вульф, — Но еще один день может принести нам еще один корабль, лорд-капитан.
— Да. А десять дней — еще десять кораблей, или ни одного. Мы потеряли слишком много времени, надеясь увидеть паруса. А победа наша станет даже слаще, если мы завоюем ее с меньшим флотом.
А еще мне нужно добраться до драконьей королевы раньше волантийцев.
В Волантисе он видел, как боевые галеры запасаются провизией. Казалось, весь город погряз в пьянстве. Моряки, солдаты и медники танцевали на улицах вместе с благородными и с жирными торговцами; в каждой таверне и в каждом кабаке поднимались кубки в честь новых триархов. Шла молва о золоте, драгоценных камнях и рабах, которые рекой потекут в Волантис, когда умрет драконья королева. Виктарион с трудом перенес и этот день, и эти известия; он золотом заплатил за воду и пищу, хоть это было и позорно, и увел корабли обратно в море.
Но шторма рассеют и задержат волантийцев, как задержали и его собственный флот. Если удача была благосклонна, теперь многие их боевые корабли потонули или сели на мель. Но не все. Настолько добрыми боги не будут, так что уцелевшие зеленые галеры уже могли обогнуть Валирию. Они движутся на север, к Меерину и Юнкаю — огромные военные суда, полные обращенных в рабство воинов. Если Штормовой Бог пощадил их, сейчас они уже могут быть в Заливе Скорбей. Три сотни кораблей, а может, и пять. Их союзники уже под Меерином: из Юнкая и Астапора, Нового Гиса, Кварта и Толоса, а с ними бог весть кто еще, может, даже и мееринские военные суда, что сбежали из города до его падения. И против всего этого у Виктариона было пятьдесят четыре корабля. Даже пятьдесят три, если не считать "Акулы".